Вы привлекательны, я чертовски привлекателен... Оказавшись в горячем воздухе Хатета, где приносимые огнедышащим ветром пески мешались с безжалостными солнечными лучами, Несидий впервые обрадовался тому, что родился воином, а не жрецом. Это позволяло ему стричь волосы короче, на уровне плеч, и носить короткую солдатскую тунику, не прикрывающую колени. Тенике в драпировках пеплума было гораздо хуже. Она то и дело передергивала плечами, пытаясь отклеить прилипавшую к спине ткань. А ведь ей даже не приходилось идти самой — царь прислал почетной гостье открытые носилки с восемью рабами.
— И почему только мы не могли ехать по суше? — спросила она, начиная приходить в себя после путешествия.
Несидий даже не стал ей отвечать, представив путешествие через земли, еще не оправившиеся от последней войны. Если на море сейчас владычествовали леодорийцы и разношерстные шайки пиратов, от которых можно было б откупиться, то через бывший Аусс бежали осколки некогда великой армии Асарам-Элада. Страшно было даже представить, как они могли бы отплатить за унижение посланнице Леодории. И никто бы не решился сопровождать ее в таком путешествии.
Они медленно продвигались по широкой улице, такой, что на ней разъехались бы несколько колесниц. Предыдущий царь нанял зодчих со всего мира, чтобы отстроить пострадавшую при пожаре столицу, так что теперь южная роскошь сочеталась в ее облике с северной четкостью и гармонией. Кругом стояли дома самых богатых и знатных горожан, вдалеке можно было расслышать журчание воды в каналах, а кое-где встречавшиеся деревья с налитыми финиками отбрасывали спасительную тень. Под стать улице были двигавшиеся по ней люди. Даже шедшие пешком были разодеты в яркие одежды и увешаны золотыми украшениями, а по сторонам поглядывали с нескрываемым презрением.
Теника окликнула Несидия.
— Чем я им не нравлюсь?
Несидий хотел было сказать, что они на всех так смотрят, но потом обернулся и кивком указал на противоположную сторону улицы.
— Вот там идет добропорядочная хатетианка.
Величественная женщина, с ног до головы закутанная в тонкое покрывало, важно выступала в окружении служанок и евнухов.
Теника молча отвернулась. О том, как обращаются хатетиане со своими женщинами, она не могла не знать, даже если была совсем глупа. Один ее вид должен был показать царю и его сановникам, что Леодория пусть и стремится к миру с Хатетом, но не позволит никому диктовать свои условия. Если она стремится, конечно.
— Мы приближаемся ко дворцу, господин, — сообщил Несидию их проводник-хатетианин. Теника недовольно глянула на него, но промолчала. А через мгновение и думать забыла о нанесенном ей оскорблении, увидев царский дворец.
Рядом с ним все остальные дома, даже самые роскошные в городе, казались жалкими лачугами. Скромное жилище леодорийской императрицы после такого зрелища даже стыдно было называть дворцом.
Огромное здание возвышалось на другой стороне широкой площади, но уже было готово нависнуть над путниками, осмелившимися приблизиться к нему еще на пару шагов. Крыша возносилась к самому небу на колоннах, напоминавших многолетние деревья, сохранившие еще, впрочем, свежую стройность. Они были изрезаны самыми затейливыми барельефами, которые только мог породить изощренная южная фантазия. Стены, расписанные сценами из жизни великих владык прошлого, превосходили своей яркостью и посмевшие оказаться рядом дома, и кипевшую внизу пеструю толпу. Но главным — самым безумным — украшением дворца были окружающие его сады. Не просто несколько пальм, которые богачи обычно высаживали в своих внутренних двориках. Несметное множество деревьев, кустов и трав раскинулось по ступенчатым террасам в основании дворца, свешиваясь с них, слово стремясь выплеснуться прямо на площадь. Их яркая зелень, казалось, тянула из земли всю воду, которая могла бы служить для орошения полей, утоления жажды… Да мало ли для чего может пригодиться вода в пустыне? Но хатетианские цари предпочли воздвигнуть этот живой памятник своему могуществу, своей власти над подданными, выходящей за рамки разума и необходимости, своей расточительности людей, которые не знают нужды даже тогда, когда все вокруг умирают от голода.
Когда тень дворца накрыла их, Несидий вздрогнул. Окружающее его великолепие не только резало непривычный глаз, но и пугало, будто пышные сады царя были напоены не водой, а кровью.
Теника спрыгнула с носилок, не успели рабы их до конца опустить. Она кивнула Несидию — иди.
Об этом они договорились еще на корабле. Далеко не всех сопровождающих леодорийской посланницы сочли достойными войти под дворцовые своды и увидеть царя. Те, кто не оказался достаточно удачлив, должны были незаметно уйти, едва завидев окованные золотом двери, способные пропустить целое войско. Оставалось только гадать, желала ли Теника избавить хатетианских царедворцев от неприятной обязанности или не дать им еще один повод себя унизить. Все равно от Несидия сейчас больше ничего не зависело.
Стараясь не привлекать к себе внимания, он скользнул вдоль дворцовой стены, выбрался из заполнявшей площадь толпы и свернул в узкий проулок. С тем, что его не желали видеть в домах вельмож и правителей, он смирился уже давно. Главное, что до утра он Тенике не понадобится. И пусть Хатет славился своими храмами и дворцами, по-настоящему знакомиться со страной следовало вовсе не в них. Питейный дом, недорогой, но не пользующийся дурной славой, годился для этого куда больше.
***
Выбравшись в район, заселенный городской беднотой, Несидий вскоре отыскал приличное на вид заведение: маленький домишко, сделанный из кирпича-сырца, не шел ни в какое сравнение с каменными дворцами, но и не был похож на полуразвалившуюся лачугу. Содержала его, как это было принято в Хатете, вдова, которой покойный супруг ничего не оставил. Еще совсем молодая, худенькая, она была совсем не похожа на властных и крикливых леодорийских содержательниц таверн. Ее тихий голос, отдающий робкие распоряжения сбившимся с ног рабыням и служанке, заглушался посетителями. Было шумно, но Несидию это даже понравилось. Если найти подходящее место, можно было устроиться так, чтобы не привлекать внимания гуляющих ремесленников и съехавшихся со всей округи крестьян.
Когда он только зашел, на него оборачивались: слишком уж светловолосый и светлокожий леодориец в тунике и плаще выделялся на фоне темноволосых смуглых хатетиан, большей частью полуголых. Но Несидий, купив дешевого вина и присмотрев самый маленький стол в углу, сел за него и застыл, почти не шевелясь, так что вскоре все перестали обращать на него внимание и вернулись к своим разговорам.
Несидий, несмотря на свою неспокойную жизнь, всегда отличался умением тихо сидеть и наблюдать, иногда погружаясь в собственные мысли. А сейчас он еще и смертельно устал.
Он просидел так долго — скорее всего, не только Теника покинула дворец, но и хатетианский царь давно удалился в свои покои, окруженный жрецами и слугами, — а вставать по-прежнему не хотелось. Дневной зной начал сменяться вечерней прохладой, приятно скользнувшей по натруженным ногам, а мерный гул толпы усыплял не хуже, чем дешевое вино.
Пора было уходить. Непроглядная темнота хатетианской ночи только начала сгущаться, но ее полупрозрачность была обманчива. Еще немного, и Несидию придется бродить во тьме по почти незнакомому городу. Он уже поднялся со своего места, но тут же сел обратно. Появился новый посетитель, точнее, посетительница — и какая!
Она была без покрывала, как продажная женщина, но ее одежда не могла принадлежать проститутке — слишком простая и в то же время дорогая. А когда незнакомка повернулась, на ее бедре тускло блеснула рукоять длинного кинжала. Несидий впервые видел вооруженную хатетианку.
По ее движениям было видно, что обращается с оружием она куда лучше, чем некоторые леодорийки, которые носили его лишь из-за принадлежности к леодиям, воинскому сословию.
«Ишитен», — пронесся шепот между столов.
Несидий принялся вспоминать, что значит это слово. Ишитен считались не совсем женщинами, но и мужчинами тоже не были. Ими становились те девушки, которые были слишком бедны, чтобы найти подобающего мужа и принести ему приданое, но слишком знатны, чтобы пойти в проститутки или умереть от голода. Кажется, как-то давно такая женщина спасла царя, и с тех пор ишитен составляли один из отрядов царских телохранителей. Хатетиане, уверенные, что женщины не могут быть хорошими воинами, никогда не считали их серьезной силой — и это не раз помогало царю быстро расправиться с врагами.
Несидий, которому с детства прививали почтительное отношение к женщинам, недоумевал, как эти случаи ничему не научили хатетиан, но, похоже, эти люди были готовы скорее не поверить своим глазам, чем отказаться от того, что считали истинным. Вот и сейчас пьяный ремесленник привстал и крикнул:
— Эй, девка! Двадцать тетов за ночь, нас тут трое!
Ишитен, презрительно скривившись, промолчала.
— Чего нос воротишь? Или плох честный работник для царской шлюхи?
Резкое движение — звук удара плоти обо что-то твердое — и стол, взлетев, ребром врезался в лицо «честного работника».
— Отродье крокодила! — он сплюнул кровь прямо на сандалии ишитен. — Шакалы сожрут твои внутренно.!
И придушенно захрипел.
Пока ишитен за шиворот выволакивала своего обидчика на улицу, один из его друзей начал вставать, но его удержали менее пьяные соседи. Вернулась она с таким видом, будто ничего и не произошло, но нежно поглаживая рукоять кинжала. Этот вид окончательно успокоил всех, кто хотел драки.
На шум прибежала перепуганная хозяйка.
— Госпожа, ты же обещала!..
— Не волнуйся, Шепеум, милая, — ишитен медленно прошлась между столиками. — Пусть все знают, что и у тебя могут дать отпор наглецам. И за деньги свои не бойся — за этого дурака я заплачу, хотя, — тут она вперые улыбнулась, — знать ему об этом вовсе не обязательно.
— Но…
— И доносить тебе ни на кого не надо. У судей Повелителя и без того много дел, а в том, чтобы проучить нахала, нет никакого преступления. Вот только…
— Да, госпожа?
Ишитен брезгливо покосилась на пятна крови на столике:
— Есть там, где пролилась эта мерзкая жидкость, я не стану.
Она не спеша осмотрела всех присутствующих, и ее взгляд остановился на Несидии. Она направилась к нему неторопливо, даже осторожно, но уверенно, как львица подкрадывается к ничего не подозревающей антилопе. Несидий твердо решил, что скорее уступит ей свое место, чем ввяжется в спор с царской телохранительницей и, если верить тому ремесленнику, еще и любовницей. Но ишитен просто села напротив него и только потом спросила:
— Ты здесь один?
Несидий вздрогнул. Ее взгляд не был взглядом хатетианки, боящейся поднять глаза на мужчину. Она рассматривала его не торопясь, уверенная в своем праве это делать. Он смотрел на нее в ответ.
Лицо ишитен было накрашено, как у всех взрослых хатетиан, кто мог себе это позволить, но ни косметика, ни полутьма не мешали разглядеть ее крупные выразительные черты. Вряд ли другие хатетиане считали ее красавицей: слишком высокая, слишком широкоплечая, — но Несидий перевидал множество разных женщин и научился находить красоту во многих из них.
Ишитен же продолжала вести себя не так, как положено хатетианке. И имя свое назвала смело — Ламишет. И пусть его нельзя было считать настоящим именем, тем самым, которое упоминалось в молитвах и которое желали узнать злые духи, но многие из ее страны не сделали бы и этого. Несидий, за несколько лет скитаний и самых необычных знакомств растерявший веру в магию, даже хатетианскую, не стал придумывать себе другого имени. Кажется, Ламишет поняла это и одобрительно улыбнулась.
— Какой храбрый чужеземец. Скажи, а в охраняющих гробницы духов ты тоже не веришь?
— После того, как я видел хатетианку, ударившую обидевшего ее мужчину столом, я готов поверить во что угодно.
— А хатетианку, саму пригласившую мужчину в постель, ты когда-нибудь видел?
Несидий растерялся.
— Нет… — он попытался вспомнить, кому из богов этой земли следует молиться, чтобы не быть побитым оскорбленной женщиной. — Пока что.
— Очень храбрый чужеземец.
Ламишет склонилась к Несидию, и он вдруг почувствовал ее руку на своем колене.
— И что же привело столь храброго чужеземца в нашу страну, давно растерявшую славу и богатство?
Неужели ее кто-то подослал? Впрочем, Несидию уже было безразлично. Он старался, рассказывая про Тенику, не сболтнуть ничего лишнего, но с каждым новым прикосновением Ламишет думалось ему все хуже.
Договорить он так и не сумел. Ее губы были мягкими и чуть сладковатыми от вина, выпитого, пока она слушала его рассказ. Пальцы — ловкими и сильными; он понял это, когда она запустила их в его волосы, а потом, осторожно дернув, заставила его запрокинуть голову. Когда она, наконец, оторвалась от его шеи и коротко шепнула: «Наверх!» — Несидий вспомнил кое о чем, уже начав подниматься на второй этаж.
— Подожди.
В сузившихся глазах Ламишет полыхнул гнев.
— Что, неужели женщины так часто предлагают тебе…
— Нет, постой! — Несидий давно не чувствовал себя так глупо. — Я просто хочу знать, что мне потом отрубят.
Ламишет недоуменно посмотрела на него и прошипела:
— Нашел время для шуток, — и вдруг усмехнулась. — А чего ты готов лишиться ради ночи со мной?
— Знаешь… Я воин, так что без рук и ног мне не обойтись. И без глаз тоже. Может, язык подойдет? Тогда мне не придется говорить с посланницей…
— Мужчина без языка? Нет, я такого не допущу. Не бойся, я воин царя, а не его женщина.
Она легонько подтолкнула его, и вскоре они оказались в маленькой темной комнатке, вход которой был завешен плотной драпировкой. Хатетиане считали, что приличные женщины, чью стыдливость следовало бы оберегать, в таких комнатах не бывают.
Объятия Ламишет были крепкими, как удушающий боевой захват. Захочешь — не вывернешься. Но Несидию и не хотелось вырываться. Вот прижаться к ней еще сильнее — да. И умолять, и требовать прекратить уже мучительно медленные ласки и позволить им слиться воедино.
Он так и не успел.
— Госпожа! — вбежавшую в комнату перепуганную хозяйку они заметили не сразу. — Ну госпожа!
Ламишет даже не сразу обернулась на умоляющий голос, но та продолжала настаивать.
— Госпожа, гонец прибыл прямо из дворца!
— Из дворца? — Ламишет наконец-то бросила на хозяйку быстрый взгляд и вновь повернулась к Несидию. Ее длинный, выкрашенный хной ноготь скользнул по его губам. — Я должна идти. Правда должна.
На выходе из комнаты она остановилась и глухим голосом произнесла:
— Могу приказать одной из рабынь подняться сюда…
Несидий наконец пришел в себя.
— Не надо. Я тебя больше не увижу?
— Когда понадобится, я сама тебя найду.
И исчезла.
Несидий присел на ложе и еще долго смотрел ей вслед, гадая, что же это все могло значить. А когда собрался спать, то неожиданно понял, что в знойном Хатете необычайно холодные ночи.
Бонус. Возьмем что-нибудь европейское (по происхождению), ага? Ночь, тайна, все дела. На яндекс-музыке этого нет (что странно, популярная же вещица), так что пусть будет видео