Veni, vidi, fugi.
Вы нас не ждали, а мы приперлися! (с) В смысле, продолжаем Туриста.
Я тут недавно обнаружила, что забыла проставить предупреждение «смерть второстепенного персонажа» на Фикбуке, а шапка была скопирована сюда оттуда, так что...Я люблю смотреть как умирают дети. (с) В этой главе гибнет персонаж-ребенок, доставайте свои шелковые платочки и нюхательные соли. На всякий случай напоминаю, что я люблю драму и кровищу и пишу истории про не самых хороших людей, с которыми происходят не самые хорошие вещи, иногда по вине других не самых хороших людей.
Что еще здесь есть ужасного? Много диалогов, где герои быстро обмениваются короткими репликами, мне от одного их вида неуютно, но я поперечитывала-поперечитывала и решила, что динамике соответствует. Комплексы автора, связанные с образом матери, тут сияют аки сверхновая, и нет, улучшений не ждите, это мое слабое место и я люблю тыкать в него острыми предметами.
Ну все, поехали.
— One damaged temple does not destroy centuries of tradition.
— But one weak link can break the chain of a mighty dynasty! (с)
На улицах Элухмиша было жарко и пыльно, но Сенибек предпочел бы остаться снаружи дворца, а не красться сейчас за испуганно озирающейся рабыней. Вот она, женская половина. Еще шаг — и он станет преступником.
Сенибек набрался смелости и шагнул. Этот шаг мог стоить ему глаза, нерешительность — жизни. Боги тому свидетели, он любил царя всей душой и меньше всего на свете хотел оскорбить его, но еще больше он боялся царицы.
Рабыня поманила Сенибека за собой и повела его по длинным извилистым коридорам. Огонь в лампах слабо трепетал, но этот трепет был ничтожен по сравнению с дрожью, бившей Сенибека. Ему уже начинало казаться, что коридоры никогда не кончатся, как вдруг после очередного поворота по глазам ударил свет.
Ришуун-Валиджет, Благословенная богами, Красотой затмевающая звезды, Та, чье лоно плодороднее берегов Хеппали, ожидала его у золотой решетки, отделяющей дворец от сада. Ее высокий рост и стать как нельзя лучше подходили женщине ее положения, но что-то в ней отталкивало Сенибека. Черты лица выдавали в ней дочь Степи, но вот ее тело… Тело ее слишком сильно напоминало, что со Степью граничит Никлетия, земля таинственных и опасных воительниц.
Сенибек тут же раскаялся в нечестивых мыслях. Ришуун-Валиджет была плененной дочерью какого-то вождя степняков, подарком царю на одну ночь, и если ей удалось стать первой женой и царицей, повелитель в своей божественной мудрости усмотрел в ней то, что было скрыто от смертных глаз Сенибека. Если бы только боги в придачу к варварскому виду не одарили ее диким нравом…
— Ты опоздал! — тут же набросилась она на него.
Потому что она из-за какой-то причуды захотела встретиться с ним здесь, на женской половине, где никто не должен был видеть их вместе.
— Прости меня, повелительница, — смиренно ответил Сенибек. — Я сделаю все, чтобы этого не произошло вновь.
Царица молча повернулась и сделала знак следовать за ней. Сенибек замешкался перед дверью в решетке, но зажмурился и быстро ступил через нее.
Эта часть знаменитых на весь мир садов Элухмиша принадлежала царице, и входить сюда можно было только с ее позволения. Сенибек отдавал ей должное — здесь им не мог встретиться кто-то, кому они бы не доверяли. Если бы только путь к саду не лежал через всю женскую половину дворца…
— Я видела девчонку, — сказала Ришуун-Валиджет, — красивая, но повелитель никогда не предпочтет ее мне.
Сенибек вздохнул с облегчением. С Ришуун-Валиджет сталось бы отравить новую царскую жену, и ему совсем не хотелось бы прогневать богов, огорчить царя и заставить родных девчонки искать ее убийцу.
— Ишитен ведь поклялись помогать нам? — посетила Ришуун-Валиджет очередная дума, как обычно недобрая. — Пусть подливают ей в еду своего зелья. Если она не подарит повелителю сына, то надоест ему еще быстрее.
— Повелительница, господин Наммат-Шемем здоров и благополучен. Он унаследует престол, когда повелитель — да отдалят боги этот день — пойдет по зеленым лугам подземного царства. Сколько бы сыновей не родили младшие жены, ты мать следующего царя, и ничто на свете это не изменит.
— Я мать следующего царя… — прошептала Ришуун-Валиджет, глядя вдаль, туда, где, скрытые деревьями, играли двое ее детей. Наммат-Шемем, наследник престола (да одарит его Висиру силой и мудростью, что пристали царям) и Элумат-Закрет (да смягчит Таманит ее нрав и сделает непохожей на… то есть, да одарит ее Таманит красотой и, когда придет время, чадородием).
Сады Элухмиша были воистину чудом. Свидетельством того, что цари могли сделать что угодно — даже заставить пустыню расцвести. Человеку, шагнувшему сюда с раскаленных улиц столицы, должно было казаться, что здесь больше воды, чем в самой Хеппали. Вода текла по каналам, сбегала ручьями с горок, собиралась в раскинувшуюся повсюду сеть прудов, наполняла собой растения — зеленые, сочные, жадно впитывающие воду и солнце одновременно, не боящиеся гибели от всепроникающей жары. На деревьях зрели плоды, которые скоро заставят ветви пригибаться к земле, аромат цветов заглушал благовония царицы, а в их пестроте терялись одежды царских детей и приставленных к ним женщин.
Сенибек не мог рассмотреть их, но само их присутствие успокоило его. Сколь бы дурным нравом ни обладала Ришуун-Валиджет, она была нужна людям вроде него. В отличие от других жен, она не происходила из большой и влиятельной семьи, за ней не стояла толпа родственников — и ей не нужно было просить у царя пожалований и чинов для этой толпы. За ней встали они: потомки древних, но обедневших родов, потомки родов не столь древних, чтобы одно происхождение обеспечило им милость царя, приезжие из дальних земель Хатета, немногочисленные чужеземцы — все те, кто стал близок к царю благодаря не имени отца и богатству, но верной службе, уму и храбрости. Ришуун-Валиджет просила за них, пользуясь горячей любовью царя к ней, а они делали все, чтобы этой любовью не завладела другая женщина. А когда-нибудь (да отдалят боги этот день) придет пора повелителю сойти в подземное царство, и на престол взойдет ее сын, царь, взращенный ею. Ими. Тот, кто разгонит знатных бездельников, окружит себя верными людьми и вернет Хатету былую славу. И тогда конец пресмыкательству перед Асарам-Эладом, вечному страху перед кочевниками, гнетущему ожиданию, когда Леодория снова решит продвигаться на юг. Хатет когда-то уже правил всем известным миром и вселял ужас в сердца живших на его границах варваров. Он сможет подняться вновь. И пусть боги больше не ходят по его земле — они снова обратят взгляд к своей возлюбленной стране, когда настанет это время.
Там, за деревьями, журчала вода и слышался смех. Там, за деревьями, сверкал на солнце пруд — глубокий, затейливой формы, настоящее чудо. Даже Сенибек, никогда ранее не бывавший на женской половине, слышал о нем. У этого пруда не просто играл ребенок — там росло и крепло будущее всего Хатета.
Вдруг смех стих. Стихли вообще все голоса. Сенибеку показалось, что в саду воцарилось такое молчание, какое наступает в пустыне перед бурей. И через несколько ударов сердца его прорезал вопль. Жуткий, будто кричал злой дух. Сенибек в ужасе замер на месте, и тут что-то сбило его с ног.
Когда он поднялся, то понял, что это была Ришуун-Валиджет. Царица, не разбирая пути, бежала к пруду с быстротой степной кобылицы. Сенибек беспомощно проводил ее глазами, и только потом пришел в себя и бросился следом за ней. От пруда донесся еще один крик, только на этот раз точно кричал человек. Кричала Ришуун-Валиджет. Из ее рта рвались воплощенные в звуке ужас, горе… И гнев. Гнев прежде всего: такова уж была ее натура.
Сенибек подбежал к пруду, растолкал столпившихся служанок и сам чуть не закричал. Царские дети тонули в пруду. Наммат-Шемем уже готов был пойти ко дну, Элумат-Закрет еще сопротивлялась и даже пыталась помочь брату. Дальше все начали двигаться одновременно. Ришуун-Валиджет бросилась в пруд сама, служанки принялись ей помогать, подоспел приставленный к ним евнух… Сенибек, к своему стыду, не сделал ничего. Будущее Хатета, к которому он шел все последние годы, ради которого рисковал жизнью, гибло на глазах.
Наконец, детей вытащили на берег. Несколько служанок окружили Элумат-Закрет, которая отчаянно кашляла, но все же была жива. Но в основном все смотрели на Наммата-Шемема.
Заплаканная Ришуун-Валиджет склонилась над ним, пытаясь уловить хоть вздох, хоть биение сердца, но тщетно.
— У северян есть способы, — робко сказала одна из служанок, — помочь…
— Ты знаешь их? — подняла на нее глаза царица.
— Нет, но…
— Дура! — Ришуун-Валиджет взметнулась и отвесила девчонке звонкую пощечину. — Дуры! Все вы! Всех казню! И ты тоже…
Сенибек понял, что царица смотрит прямо на него. Теперь она ударила его. В нем вскипел гнев, но тут он встретился с ней глазами и повалился на колени, благодаря богов, что она не впилась ему в горло зубами.
Ришуун-Валиджет всхлипнула и упала на траву, рыдая и бормоча проклятия.
Ей позволили наплакаться вволю. Никто не посмел потревожить мать, потерявшую дитя, и без того сверх меры гневливую. Наконец, она встала, вытерла лицо краем одежды и подозвала доверенную служанку — ту самую, что провела сюда Сенибека. Они о чем-то тихо поговорили, и служанка поспешила из сада.
Теперь настал черед Сенибека. Ришуун-Валиджет отозвала его в сторону. Элумат-Закрет была с ней.
— Ты знаешь, что первым начал тонуть Наммат-Шемем? Элумат-Закрет бросилась в пруд следом — спасать его. Пока эти бесполезные отродья гиен и крокодилов стояли и смотрели.
Сенибек сочувственно кивал, досадуя, что им приходится зависеть от слабого женского ума. С гибелью наследника все их надежды были потеряны, следовало немедленно собрать всех их сторонников и искать пути к спасению, но Ришуун-Валиджет предавалась горю и пустым разговорам. А следующие ее слова заставили его сомневаться, не повредила ли потеря ее разум.
— Она отважна и сильна. Не тяготится властью, но готова служить другим. Нам нужен царь, который возродит Хатет в былой славе? Он перед тобой!
— Повелительница, — сказал Сенибек осторожно, — госпожа Элумат-Закрет может быть и отважной, и сильной, но она не может наследовать повелителю. Она девочка.
— Ты помнишь, как начинается «Сказание о Девице-Царе и втором набеге степных варваров»?
— «То были грозные времена для Хатета. Полчища варваров пришли из Степи, покоряя Земли одну за другой. Многие города пали перед ними, многие славные мужи. Царь оплакивал и гибель своего рода — ибо пал на войне его единственный сын — и гибель всего Хатета. И тогда вселили боги мужскую отвагу в сердце старшей царевны…»
— Такое уже случалось, — прервала его Ришуун-Валиджет. — Почему бы этому не случиться вновь? Разве сейчас настали не грозные времена для Хатета?
— Да, но у повелителя есть сыновья от других жен!
— И ни один из них не сможет выполнить то, о чем мы так давно мечтали! Ты хочешь отдать Хатет родственникам какой-нибудь младшей жены? Хочешь погубить его? Хочешь погубить меня и мою дочь?
— Нет, но…
— Ты не веришь богам? Все предсказатели говорили, что мы преуспеем. Все жрецы предрекали, что мое дитя станет великим царем. И мое дитя станет великим царем!
Сенибек задумался. Он мог спорить с вздорной женщиной, набравшись храбрости, он мог спорить даже с вздорной царицей, но с богами он спорить не мог. Наммат-Шемем был слаб здоровьем и тих нравом, и сам Сенибек не раз жалел, что боги сотворили мальчиком его, а не его старшую сестру. Что если Ришуун-Валиджет была права? Пути богов всегда были таинственны, и, возведя на престол своего избранника особым образом, они хотели показать уготованную ему особую судьбу? Как известно, в мире не существовало случайностей, лишь намерения богов, что были неведомы человеку. И что если их намерением было сделать Элумат-Закрет следующим царем, о чем они и пытались сказать через многочисленных жрецов и прорицателей?
Если они сейчас просто смирятся и примут гибель Наммат-Шемема, то все их старания были напрасны, все их мечты бесплодны. Но если царица придумала что-то, что может все исправить… Если они смогут возвести на престол Элумат-Закрет…
— Хорошо, — сказал Сенибек, и вдруг понял, как до этого боялась Ришуун-Валиджет. Она шумно выдохнула и перестала напоминать натянутую тетиву: — Хорошо, я верю богам и верю тебе, повелительница. Но как мы расскажем об этом повелителю? Царедворцам? Народу?
Ришуун-Валиджет загадочно улыбнулась и притянула к себе Элумат-Закрет, которая стояла и слушала молча. В руках у царицы блеснул небольшой кинжал, и Сенибек похолодел. Он вдруг осознал, что, не согласись он с царицей, она бы избавилась от него без промедления. Но сейчас она просто потянулась к волосам дочери и начала их обрезать. Скоро на голове Элумат-Закрет осталась лишь одна длинная прядь, такая, какую носили хатетианские мальчики.
— Мы расскажем им правду. Сегодня здесь погибла моя дочь. Наммат-Шемем жив и готовится когда-нибудь занять престол своих предков. Мои дети похожи, будто явились из моей утробы в один день. Ростом Элумат-Закрет пошла в меня, и вырастет такой, что сможет выдавать себя за мужчину.
Невозможно. Сенибек слышал о женщинах, которые выдавали себя за мужчин, но их разоблачали, и судьба их была печальна. С другой стороны, о тех, кого не разоблачили, он услышать не мог — и кто знает, сколько их было. Цари жили в своем дворце, скрытые от недругов и дурного глаза, а когда появлялись перед народом, то узнать их было невозможно. Если окружить Элумат-Закрет верными людьми, которые будут знать и хранить ее тайну… Но если эта тайна раскроется, то все их труды и чаяния напрасны. Но если ничего не делать, то они напрасны все равно. И Ришуун-Валиджет твердо стоит на своем. Не потеряют ли они больше, отказавшись от этой безумной мысли, чем если бы согласились с ней? И еще кое-что…
— Но все твои служанки видели… Куда пошла та рабыня?
— Она смотрит за тем, чтобы ни одна из них не сбежала отсюда. И евнух тоже. Посмотри на него, Сенибек: важно, не кем ты родился, а кем стал; он родился мужчиной, но его место на женской половине.
— Ты предложишь им то же, что и мне, и те, кто будет спорить…
— Мы попрощаемся с ними. Навечно.
— Похороны Наммат-Шемема…
— Мы похороним его как Элумат-Закрет. Я знаю жрецов, которые проведут обряды. Это был бы страшный грех, но мы выполняем волю богов. Элумат-Закрет на самом деле перестанет существовать.
— Нам понадобится помощь…
— Я знаю, кому можно довериться здесь, на женской половине. Ты найдешь, кому довериться на мужской и за пределами дворца. Будь осторожен: любой, кто узнает нашу тайну и не будет готов ее сохранить, должен тут же умереть.
Сенибек наклонился к Элумат-Закрет:
— Госпожа… Господин…
Девочка слегка побледнела и сжала руку матери, но отвечала твердо:
— Я всегда знал, что боги готовят для меня особую судьбу. Я готов, Сенибек. И не бойся — за твою верность ты будешь щедро вознагражден.
— Наммат-Шемем прав, Сенибек! — воскликнула царица. — У тебя ведь есть сын?
— Да, повелительница. Тефехи, повелительница.
— Мы сделаем его писцом! Нет, жрецом! Позаботься о моем сыне — и я позабочусь о твоем.
В тот день Сенибек обрек себя на многие годы страха, но даже этот страх был лучше мысли, что все его надежды на будущее величие Хатета обречены.
***
Сенибек спешил к царю.
С того памятного дня прошло четыре года, старый повелитель умер, на престол под именем Висах-Шемем-Хатсета взошел новый. Тот, что обладал пламенным духом и хрупким девичьим телом. Поначалу Сенибек ожидал, что правда вскроется со дня на день, но этого так и не произошло. И со временем Сенибек перестал бояться.
Повелитель принял его в своих покоях, там, куда допускались только верховные жрецы различных богов и высшие сановники. Царь сидел в позолоченном кресле практически неподвижно, но сузившиеся глаза и тихое постукивание пальцами по подлокотнику выдавали охватывавший его гнев. За его спиной молча застыла верховная ишитен.
Сенибек сделал шаг, и под его ногой что-то хрустнуло. Осколки драгоценного сосуда, брошенного с силой и злостью. Царица-мать металась по комнате, как тигрица по клетке, и стремилась разрушить все на своем пути. Следующим на пол полетело лежавшее перед статуэтками богов блюдо для подношений.
— Это было оскорбительно и для богов, и для моего покойного отца, чье имя начертано на блюде, — произнес царь с видимым спокойствием. — Тебе следует остановиться, матушка.
— Сначала, — прошипела Ришуун-Валиджет, задыхаясь от ярости, — ты засматриваешься на мальчишек! Потом ляжешь с одним из них! А потом будешь объяснять бросающей в тебя камни толпе, как царь смог родить ребенка!
— Ради уготованной мне судьбы я способен отказаться от любви. Меня обуревают неведомые ранее желания, но я управляю ими, а не они мной.
— Было бы большим несчастьем, если бы повелителю пришлось отказаться от любви, — вмешался Сенибек.
— Что? — воскликнули одновременно царь и царица-мать.
— Как известно, каждый царь получает дары и от Висиру, и от Таманит. Царь должен быть мудр во дворце, яростен в битве и страстен в любви. Желания, обуревающие повелителя, свидетельствуют о благосклонности богини к нему, и отвергнуть ее дары было бы неразумно. Что, если она обидится и сделает бесплодными земли, скот и женщин Хатета?
Царица замерла, глядя на Сенибека широко раскрытыми глазами. Она ждала, что он согласится с ней, и его мягкость и почтительность сделают то, что не смогла ее злость. Царь научился не обращать внимания на ее крики, но его все еще можно было убедить. Теперь он пристально посмотрел на Сенибека.
— И что же ты предлагаешь? Ты ведь знаешь, мой… изъян не позволит мне лечь с женщиной.
Сенибек возликовал. Он провел много бессонных ночей, размышляя об этом, и был готов дать повелителю совет. То, что он придумал, казалось невозможным, практически безумным, но Сенибек столько боялся раскрытия тайны царя, что потратил на это весь имевшийся у него страх.
— Повелителю следует ложиться с мужчинами. В женском обличье. Боги одарили его всем для этого необходимым.
— И каким образом мне это делать?
— Повелитель не единственный человек в Хатете, кто родился в женском теле, но исполняет долг и роль мужчины. Ишитен носят оружие и сражаются. Они не выходят замуж, но свободны сочетаться с мужчинами столько, сколько им угодно. Женщинам Хатета запрещено пить зелье, что предотвращает зачатье ребенка, но ишитен предписано это делать. Повелитель носит оружие и учится сражаться, никогда не станет женой и не понесет ребенка. В женском обличье повелитель может выдавать себя за ишитен. И благодаря зелью его тайна никогда не будет раскрыта.
Ришуун-Валиджет подбежала к Сенибеку и ударила его с размаху.
— Как! Смеешь! Ты! Сравнивать! Повелителя! С какими-то…
Она запнулась, увидев все так же неподвижную верховную ишитен, и снова замахнулась.
Царь вырос между ней и Сенибеком внезапно и удержал ее руку.
— Матушка! Сенибек — знатный сановник и верный слуга, и ты будешь обращаться с ним подобающим образом!
— Вот именно, он слуга! А я царица! Я могу делать с ним, что захочу!
Лицо царя потемнело.
— Кажется, ты стала путать моих слуг со своими. Пожалуй, мне следует разделить их. У тебя есть свой дворец. Отправляйся туда. Ты много сделала для меня и Хатета, но теперь пришла пора отдохнуть.
— Ты отсылаешь меня?
— Я, — сказал царь с нажимом, — забочусь о твоем здоровье, матушка.
— Царица…
— Царица — это моя старшая жена. Она возьмет на себя все обязанности, что были твоими.
— Мой совет…
— Я буду навещать тебя и выслушивать все твои советы.
— Наши враги решат, что это они вынудили тебя отослать меня!
— Прекрасно. Они должны думать, что я слаб, пока я не буду готов расправиться с ними одним ударом.
— Дочь моя!
— Погибла на женской половине в тот день, когда боги открыли мне мою судьбу!
Ришуун-Валиджет протянула руку к царю, уронила ее, не нашлась, что еще сказать, и выбежала, сдерживая рыдания. Сенибеку показалось, что царь легонько вздрагивает. Все же он еще совсем юн… И это решение далось ему с трудом.
— Повелитель воистину мудр.
Царь не смотрел на него, но в его голосе звучала благодарность.
— Так было нужно. Она начала кидаться на сановников. И такого наговорила посланцу из Асарам-Элада… Проследи, чтобы она ни в чем не знала нужды.
— Повелитель также добр.
— Сенибек?
— Повелитель?
— Теперь твой совет понадобится мне еще чаще. И… Во дворце скоро появится новая ишитен.
Я тут недавно обнаружила, что забыла проставить предупреждение «смерть второстепенного персонажа» на Фикбуке, а шапка была скопирована сюда оттуда, так что...
Что еще здесь есть ужасного? Много диалогов, где герои быстро обмениваются короткими репликами, мне от одного их вида неуютно, но я поперечитывала-поперечитывала и решила, что динамике соответствует. Комплексы автора, связанные с образом матери, тут сияют аки сверхновая, и нет, улучшений не ждите, это мое слабое место и я люблю тыкать в него острыми предметами.
Ну все, поехали.
— One damaged temple does not destroy centuries of tradition.
— But one weak link can break the chain of a mighty dynasty! (с)
На улицах Элухмиша было жарко и пыльно, но Сенибек предпочел бы остаться снаружи дворца, а не красться сейчас за испуганно озирающейся рабыней. Вот она, женская половина. Еще шаг — и он станет преступником.
Сенибек набрался смелости и шагнул. Этот шаг мог стоить ему глаза, нерешительность — жизни. Боги тому свидетели, он любил царя всей душой и меньше всего на свете хотел оскорбить его, но еще больше он боялся царицы.
Рабыня поманила Сенибека за собой и повела его по длинным извилистым коридорам. Огонь в лампах слабо трепетал, но этот трепет был ничтожен по сравнению с дрожью, бившей Сенибека. Ему уже начинало казаться, что коридоры никогда не кончатся, как вдруг после очередного поворота по глазам ударил свет.
Ришуун-Валиджет, Благословенная богами, Красотой затмевающая звезды, Та, чье лоно плодороднее берегов Хеппали, ожидала его у золотой решетки, отделяющей дворец от сада. Ее высокий рост и стать как нельзя лучше подходили женщине ее положения, но что-то в ней отталкивало Сенибека. Черты лица выдавали в ней дочь Степи, но вот ее тело… Тело ее слишком сильно напоминало, что со Степью граничит Никлетия, земля таинственных и опасных воительниц.
Сенибек тут же раскаялся в нечестивых мыслях. Ришуун-Валиджет была плененной дочерью какого-то вождя степняков, подарком царю на одну ночь, и если ей удалось стать первой женой и царицей, повелитель в своей божественной мудрости усмотрел в ней то, что было скрыто от смертных глаз Сенибека. Если бы только боги в придачу к варварскому виду не одарили ее диким нравом…
— Ты опоздал! — тут же набросилась она на него.
Потому что она из-за какой-то причуды захотела встретиться с ним здесь, на женской половине, где никто не должен был видеть их вместе.
— Прости меня, повелительница, — смиренно ответил Сенибек. — Я сделаю все, чтобы этого не произошло вновь.
Царица молча повернулась и сделала знак следовать за ней. Сенибек замешкался перед дверью в решетке, но зажмурился и быстро ступил через нее.
Эта часть знаменитых на весь мир садов Элухмиша принадлежала царице, и входить сюда можно было только с ее позволения. Сенибек отдавал ей должное — здесь им не мог встретиться кто-то, кому они бы не доверяли. Если бы только путь к саду не лежал через всю женскую половину дворца…
— Я видела девчонку, — сказала Ришуун-Валиджет, — красивая, но повелитель никогда не предпочтет ее мне.
Сенибек вздохнул с облегчением. С Ришуун-Валиджет сталось бы отравить новую царскую жену, и ему совсем не хотелось бы прогневать богов, огорчить царя и заставить родных девчонки искать ее убийцу.
— Ишитен ведь поклялись помогать нам? — посетила Ришуун-Валиджет очередная дума, как обычно недобрая. — Пусть подливают ей в еду своего зелья. Если она не подарит повелителю сына, то надоест ему еще быстрее.
— Повелительница, господин Наммат-Шемем здоров и благополучен. Он унаследует престол, когда повелитель — да отдалят боги этот день — пойдет по зеленым лугам подземного царства. Сколько бы сыновей не родили младшие жены, ты мать следующего царя, и ничто на свете это не изменит.
— Я мать следующего царя… — прошептала Ришуун-Валиджет, глядя вдаль, туда, где, скрытые деревьями, играли двое ее детей. Наммат-Шемем, наследник престола (да одарит его Висиру силой и мудростью, что пристали царям) и Элумат-Закрет (да смягчит Таманит ее нрав и сделает непохожей на… то есть, да одарит ее Таманит красотой и, когда придет время, чадородием).
Сады Элухмиша были воистину чудом. Свидетельством того, что цари могли сделать что угодно — даже заставить пустыню расцвести. Человеку, шагнувшему сюда с раскаленных улиц столицы, должно было казаться, что здесь больше воды, чем в самой Хеппали. Вода текла по каналам, сбегала ручьями с горок, собиралась в раскинувшуюся повсюду сеть прудов, наполняла собой растения — зеленые, сочные, жадно впитывающие воду и солнце одновременно, не боящиеся гибели от всепроникающей жары. На деревьях зрели плоды, которые скоро заставят ветви пригибаться к земле, аромат цветов заглушал благовония царицы, а в их пестроте терялись одежды царских детей и приставленных к ним женщин.
Сенибек не мог рассмотреть их, но само их присутствие успокоило его. Сколь бы дурным нравом ни обладала Ришуун-Валиджет, она была нужна людям вроде него. В отличие от других жен, она не происходила из большой и влиятельной семьи, за ней не стояла толпа родственников — и ей не нужно было просить у царя пожалований и чинов для этой толпы. За ней встали они: потомки древних, но обедневших родов, потомки родов не столь древних, чтобы одно происхождение обеспечило им милость царя, приезжие из дальних земель Хатета, немногочисленные чужеземцы — все те, кто стал близок к царю благодаря не имени отца и богатству, но верной службе, уму и храбрости. Ришуун-Валиджет просила за них, пользуясь горячей любовью царя к ней, а они делали все, чтобы этой любовью не завладела другая женщина. А когда-нибудь (да отдалят боги этот день) придет пора повелителю сойти в подземное царство, и на престол взойдет ее сын, царь, взращенный ею. Ими. Тот, кто разгонит знатных бездельников, окружит себя верными людьми и вернет Хатету былую славу. И тогда конец пресмыкательству перед Асарам-Эладом, вечному страху перед кочевниками, гнетущему ожиданию, когда Леодория снова решит продвигаться на юг. Хатет когда-то уже правил всем известным миром и вселял ужас в сердца живших на его границах варваров. Он сможет подняться вновь. И пусть боги больше не ходят по его земле — они снова обратят взгляд к своей возлюбленной стране, когда настанет это время.
Там, за деревьями, журчала вода и слышался смех. Там, за деревьями, сверкал на солнце пруд — глубокий, затейливой формы, настоящее чудо. Даже Сенибек, никогда ранее не бывавший на женской половине, слышал о нем. У этого пруда не просто играл ребенок — там росло и крепло будущее всего Хатета.
Вдруг смех стих. Стихли вообще все голоса. Сенибеку показалось, что в саду воцарилось такое молчание, какое наступает в пустыне перед бурей. И через несколько ударов сердца его прорезал вопль. Жуткий, будто кричал злой дух. Сенибек в ужасе замер на месте, и тут что-то сбило его с ног.
Когда он поднялся, то понял, что это была Ришуун-Валиджет. Царица, не разбирая пути, бежала к пруду с быстротой степной кобылицы. Сенибек беспомощно проводил ее глазами, и только потом пришел в себя и бросился следом за ней. От пруда донесся еще один крик, только на этот раз точно кричал человек. Кричала Ришуун-Валиджет. Из ее рта рвались воплощенные в звуке ужас, горе… И гнев. Гнев прежде всего: такова уж была ее натура.
Сенибек подбежал к пруду, растолкал столпившихся служанок и сам чуть не закричал. Царские дети тонули в пруду. Наммат-Шемем уже готов был пойти ко дну, Элумат-Закрет еще сопротивлялась и даже пыталась помочь брату. Дальше все начали двигаться одновременно. Ришуун-Валиджет бросилась в пруд сама, служанки принялись ей помогать, подоспел приставленный к ним евнух… Сенибек, к своему стыду, не сделал ничего. Будущее Хатета, к которому он шел все последние годы, ради которого рисковал жизнью, гибло на глазах.
Наконец, детей вытащили на берег. Несколько служанок окружили Элумат-Закрет, которая отчаянно кашляла, но все же была жива. Но в основном все смотрели на Наммата-Шемема.
Заплаканная Ришуун-Валиджет склонилась над ним, пытаясь уловить хоть вздох, хоть биение сердца, но тщетно.
— У северян есть способы, — робко сказала одна из служанок, — помочь…
— Ты знаешь их? — подняла на нее глаза царица.
— Нет, но…
— Дура! — Ришуун-Валиджет взметнулась и отвесила девчонке звонкую пощечину. — Дуры! Все вы! Всех казню! И ты тоже…
Сенибек понял, что царица смотрит прямо на него. Теперь она ударила его. В нем вскипел гнев, но тут он встретился с ней глазами и повалился на колени, благодаря богов, что она не впилась ему в горло зубами.
Ришуун-Валиджет всхлипнула и упала на траву, рыдая и бормоча проклятия.
***
Ей позволили наплакаться вволю. Никто не посмел потревожить мать, потерявшую дитя, и без того сверх меры гневливую. Наконец, она встала, вытерла лицо краем одежды и подозвала доверенную служанку — ту самую, что провела сюда Сенибека. Они о чем-то тихо поговорили, и служанка поспешила из сада.
Теперь настал черед Сенибека. Ришуун-Валиджет отозвала его в сторону. Элумат-Закрет была с ней.
— Ты знаешь, что первым начал тонуть Наммат-Шемем? Элумат-Закрет бросилась в пруд следом — спасать его. Пока эти бесполезные отродья гиен и крокодилов стояли и смотрели.
Сенибек сочувственно кивал, досадуя, что им приходится зависеть от слабого женского ума. С гибелью наследника все их надежды были потеряны, следовало немедленно собрать всех их сторонников и искать пути к спасению, но Ришуун-Валиджет предавалась горю и пустым разговорам. А следующие ее слова заставили его сомневаться, не повредила ли потеря ее разум.
— Она отважна и сильна. Не тяготится властью, но готова служить другим. Нам нужен царь, который возродит Хатет в былой славе? Он перед тобой!
— Повелительница, — сказал Сенибек осторожно, — госпожа Элумат-Закрет может быть и отважной, и сильной, но она не может наследовать повелителю. Она девочка.
— Ты помнишь, как начинается «Сказание о Девице-Царе и втором набеге степных варваров»?
— «То были грозные времена для Хатета. Полчища варваров пришли из Степи, покоряя Земли одну за другой. Многие города пали перед ними, многие славные мужи. Царь оплакивал и гибель своего рода — ибо пал на войне его единственный сын — и гибель всего Хатета. И тогда вселили боги мужскую отвагу в сердце старшей царевны…»
— Такое уже случалось, — прервала его Ришуун-Валиджет. — Почему бы этому не случиться вновь? Разве сейчас настали не грозные времена для Хатета?
— Да, но у повелителя есть сыновья от других жен!
— И ни один из них не сможет выполнить то, о чем мы так давно мечтали! Ты хочешь отдать Хатет родственникам какой-нибудь младшей жены? Хочешь погубить его? Хочешь погубить меня и мою дочь?
— Нет, но…
— Ты не веришь богам? Все предсказатели говорили, что мы преуспеем. Все жрецы предрекали, что мое дитя станет великим царем. И мое дитя станет великим царем!
Сенибек задумался. Он мог спорить с вздорной женщиной, набравшись храбрости, он мог спорить даже с вздорной царицей, но с богами он спорить не мог. Наммат-Шемем был слаб здоровьем и тих нравом, и сам Сенибек не раз жалел, что боги сотворили мальчиком его, а не его старшую сестру. Что если Ришуун-Валиджет была права? Пути богов всегда были таинственны, и, возведя на престол своего избранника особым образом, они хотели показать уготованную ему особую судьбу? Как известно, в мире не существовало случайностей, лишь намерения богов, что были неведомы человеку. И что если их намерением было сделать Элумат-Закрет следующим царем, о чем они и пытались сказать через многочисленных жрецов и прорицателей?
Если они сейчас просто смирятся и примут гибель Наммат-Шемема, то все их старания были напрасны, все их мечты бесплодны. Но если царица придумала что-то, что может все исправить… Если они смогут возвести на престол Элумат-Закрет…
— Хорошо, — сказал Сенибек, и вдруг понял, как до этого боялась Ришуун-Валиджет. Она шумно выдохнула и перестала напоминать натянутую тетиву: — Хорошо, я верю богам и верю тебе, повелительница. Но как мы расскажем об этом повелителю? Царедворцам? Народу?
Ришуун-Валиджет загадочно улыбнулась и притянула к себе Элумат-Закрет, которая стояла и слушала молча. В руках у царицы блеснул небольшой кинжал, и Сенибек похолодел. Он вдруг осознал, что, не согласись он с царицей, она бы избавилась от него без промедления. Но сейчас она просто потянулась к волосам дочери и начала их обрезать. Скоро на голове Элумат-Закрет осталась лишь одна длинная прядь, такая, какую носили хатетианские мальчики.
— Мы расскажем им правду. Сегодня здесь погибла моя дочь. Наммат-Шемем жив и готовится когда-нибудь занять престол своих предков. Мои дети похожи, будто явились из моей утробы в один день. Ростом Элумат-Закрет пошла в меня, и вырастет такой, что сможет выдавать себя за мужчину.
Невозможно. Сенибек слышал о женщинах, которые выдавали себя за мужчин, но их разоблачали, и судьба их была печальна. С другой стороны, о тех, кого не разоблачили, он услышать не мог — и кто знает, сколько их было. Цари жили в своем дворце, скрытые от недругов и дурного глаза, а когда появлялись перед народом, то узнать их было невозможно. Если окружить Элумат-Закрет верными людьми, которые будут знать и хранить ее тайну… Но если эта тайна раскроется, то все их труды и чаяния напрасны. Но если ничего не делать, то они напрасны все равно. И Ришуун-Валиджет твердо стоит на своем. Не потеряют ли они больше, отказавшись от этой безумной мысли, чем если бы согласились с ней? И еще кое-что…
— Но все твои служанки видели… Куда пошла та рабыня?
— Она смотрит за тем, чтобы ни одна из них не сбежала отсюда. И евнух тоже. Посмотри на него, Сенибек: важно, не кем ты родился, а кем стал; он родился мужчиной, но его место на женской половине.
— Ты предложишь им то же, что и мне, и те, кто будет спорить…
— Мы попрощаемся с ними. Навечно.
— Похороны Наммат-Шемема…
— Мы похороним его как Элумат-Закрет. Я знаю жрецов, которые проведут обряды. Это был бы страшный грех, но мы выполняем волю богов. Элумат-Закрет на самом деле перестанет существовать.
— Нам понадобится помощь…
— Я знаю, кому можно довериться здесь, на женской половине. Ты найдешь, кому довериться на мужской и за пределами дворца. Будь осторожен: любой, кто узнает нашу тайну и не будет готов ее сохранить, должен тут же умереть.
Сенибек наклонился к Элумат-Закрет:
— Госпожа… Господин…
Девочка слегка побледнела и сжала руку матери, но отвечала твердо:
— Я всегда знал, что боги готовят для меня особую судьбу. Я готов, Сенибек. И не бойся — за твою верность ты будешь щедро вознагражден.
— Наммат-Шемем прав, Сенибек! — воскликнула царица. — У тебя ведь есть сын?
— Да, повелительница. Тефехи, повелительница.
— Мы сделаем его писцом! Нет, жрецом! Позаботься о моем сыне — и я позабочусь о твоем.
В тот день Сенибек обрек себя на многие годы страха, но даже этот страх был лучше мысли, что все его надежды на будущее величие Хатета обречены.
***
Сенибек спешил к царю.
С того памятного дня прошло четыре года, старый повелитель умер, на престол под именем Висах-Шемем-Хатсета взошел новый. Тот, что обладал пламенным духом и хрупким девичьим телом. Поначалу Сенибек ожидал, что правда вскроется со дня на день, но этого так и не произошло. И со временем Сенибек перестал бояться.
Повелитель принял его в своих покоях, там, куда допускались только верховные жрецы различных богов и высшие сановники. Царь сидел в позолоченном кресле практически неподвижно, но сузившиеся глаза и тихое постукивание пальцами по подлокотнику выдавали охватывавший его гнев. За его спиной молча застыла верховная ишитен.
Сенибек сделал шаг, и под его ногой что-то хрустнуло. Осколки драгоценного сосуда, брошенного с силой и злостью. Царица-мать металась по комнате, как тигрица по клетке, и стремилась разрушить все на своем пути. Следующим на пол полетело лежавшее перед статуэтками богов блюдо для подношений.
— Это было оскорбительно и для богов, и для моего покойного отца, чье имя начертано на блюде, — произнес царь с видимым спокойствием. — Тебе следует остановиться, матушка.
— Сначала, — прошипела Ришуун-Валиджет, задыхаясь от ярости, — ты засматриваешься на мальчишек! Потом ляжешь с одним из них! А потом будешь объяснять бросающей в тебя камни толпе, как царь смог родить ребенка!
— Ради уготованной мне судьбы я способен отказаться от любви. Меня обуревают неведомые ранее желания, но я управляю ими, а не они мной.
— Было бы большим несчастьем, если бы повелителю пришлось отказаться от любви, — вмешался Сенибек.
— Что? — воскликнули одновременно царь и царица-мать.
— Как известно, каждый царь получает дары и от Висиру, и от Таманит. Царь должен быть мудр во дворце, яростен в битве и страстен в любви. Желания, обуревающие повелителя, свидетельствуют о благосклонности богини к нему, и отвергнуть ее дары было бы неразумно. Что, если она обидится и сделает бесплодными земли, скот и женщин Хатета?
Царица замерла, глядя на Сенибека широко раскрытыми глазами. Она ждала, что он согласится с ней, и его мягкость и почтительность сделают то, что не смогла ее злость. Царь научился не обращать внимания на ее крики, но его все еще можно было убедить. Теперь он пристально посмотрел на Сенибека.
— И что же ты предлагаешь? Ты ведь знаешь, мой… изъян не позволит мне лечь с женщиной.
Сенибек возликовал. Он провел много бессонных ночей, размышляя об этом, и был готов дать повелителю совет. То, что он придумал, казалось невозможным, практически безумным, но Сенибек столько боялся раскрытия тайны царя, что потратил на это весь имевшийся у него страх.
— Повелителю следует ложиться с мужчинами. В женском обличье. Боги одарили его всем для этого необходимым.
— И каким образом мне это делать?
— Повелитель не единственный человек в Хатете, кто родился в женском теле, но исполняет долг и роль мужчины. Ишитен носят оружие и сражаются. Они не выходят замуж, но свободны сочетаться с мужчинами столько, сколько им угодно. Женщинам Хатета запрещено пить зелье, что предотвращает зачатье ребенка, но ишитен предписано это делать. Повелитель носит оружие и учится сражаться, никогда не станет женой и не понесет ребенка. В женском обличье повелитель может выдавать себя за ишитен. И благодаря зелью его тайна никогда не будет раскрыта.
Ришуун-Валиджет подбежала к Сенибеку и ударила его с размаху.
— Как! Смеешь! Ты! Сравнивать! Повелителя! С какими-то…
Она запнулась, увидев все так же неподвижную верховную ишитен, и снова замахнулась.
Царь вырос между ней и Сенибеком внезапно и удержал ее руку.
— Матушка! Сенибек — знатный сановник и верный слуга, и ты будешь обращаться с ним подобающим образом!
— Вот именно, он слуга! А я царица! Я могу делать с ним, что захочу!
Лицо царя потемнело.
— Кажется, ты стала путать моих слуг со своими. Пожалуй, мне следует разделить их. У тебя есть свой дворец. Отправляйся туда. Ты много сделала для меня и Хатета, но теперь пришла пора отдохнуть.
— Ты отсылаешь меня?
— Я, — сказал царь с нажимом, — забочусь о твоем здоровье, матушка.
— Царица…
— Царица — это моя старшая жена. Она возьмет на себя все обязанности, что были твоими.
— Мой совет…
— Я буду навещать тебя и выслушивать все твои советы.
— Наши враги решат, что это они вынудили тебя отослать меня!
— Прекрасно. Они должны думать, что я слаб, пока я не буду готов расправиться с ними одним ударом.
— Дочь моя!
— Погибла на женской половине в тот день, когда боги открыли мне мою судьбу!
Ришуун-Валиджет протянула руку к царю, уронила ее, не нашлась, что еще сказать, и выбежала, сдерживая рыдания. Сенибеку показалось, что царь легонько вздрагивает. Все же он еще совсем юн… И это решение далось ему с трудом.
— Повелитель воистину мудр.
Царь не смотрел на него, но в его голосе звучала благодарность.
— Так было нужно. Она начала кидаться на сановников. И такого наговорила посланцу из Асарам-Элада… Проследи, чтобы она ни в чем не знала нужды.
— Повелитель также добр.
— Сенибек?
— Повелитель?
— Теперь твой совет понадобится мне еще чаще. И… Во дворце скоро появится новая ишитен.
@темы: графомания: плоды, ветер в пустыне
-
-
12.11.2017 в 00:36Мамка-царица сама себе бакланша. Как и многие такие мамки.
-
-
12.11.2017 в 02:26Да, я подозревала, что образ многим покажется знакомым даже с учетом переноса на другие реалии. В качестве оправдания — там былое тяжелое детство, деревянные игрушки, плен и привычка выживать любой ценой. Ей бы психотерапевта подогнать... Но раз у нас тут древний мир, то остается только услать туда, где она не будет отталкивать от себя сторонников и портить международные отношения.