Я тут недавно обнаружила, что забыла проставить предупреждение «смерть второстепенного персонажа» на Фикбуке, а шапка была скопирована сюда оттуда, так что...
Что еще здесь есть ужасного? Много диалогов, где герои быстро обмениваются короткими репликами, мне от одного их вида неуютно, но я поперечитывала-поперечитывала и решила, что динамике соответствует. Комплексы автора, связанные с образом матери, тут сияют аки сверхновая, и нет, улучшений не ждите, это мое слабое место и я люблю тыкать в него острыми предметами.
Ну все, поехали.
— One damaged temple does not destroy centuries of tradition.
— But one weak link can break the chain of a mighty dynasty! (с)
На улицах Элухмиша было жарко и пыльно, но Сенибек предпочел бы остаться снаружи дворца, а не красться сейчас за испуганно озирающейся рабыней. Вот она, женская половина. Еще шаг — и он станет преступником.
Сенибек набрался смелости и шагнул. Этот шаг мог стоить ему глаза, нерешительность — жизни. Боги тому свидетели, он любил царя всей душой и меньше всего на свете хотел оскорбить его, но еще больше он боялся царицы.
Рабыня поманила Сенибека за собой и повела его по длинным извилистым коридорам. Огонь в лампах слабо трепетал, но этот трепет был ничтожен по сравнению с дрожью, бившей Сенибека. Ему уже начинало казаться, что коридоры никогда не кончатся, как вдруг после очередного поворота по глазам ударил свет.
Ришуун-Валиджет, Благословенная богами, Красотой затмевающая звезды, Та, чье лоно плодороднее берегов Хеппали, ожидала его у золотой решетки, отделяющей дворец от сада. Ее высокий рост и стать как нельзя лучше подходили женщине ее положения, но что-то в ней отталкивало Сенибека. Черты лица выдавали в ней дочь Степи, но вот ее тело… Тело ее слишком сильно напоминало, что со Степью граничит Никлетия, земля таинственных и опасных воительниц.
Сенибек тут же раскаялся в нечестивых мыслях. Ришуун-Валиджет была плененной дочерью какого-то вождя степняков, подарком царю на одну ночь, и если ей удалось стать первой женой и царицей, повелитель в своей божественной мудрости усмотрел в ней то, что было скрыто от смертных глаз Сенибека. Если бы только боги в придачу к варварскому виду не одарили ее диким нравом…
— Ты опоздал! — тут же набросилась она на него.
Потому что она из-за какой-то причуды захотела встретиться с ним здесь, на женской половине, где никто не должен был видеть их вместе.
— Прости меня, повелительница, — смиренно ответил Сенибек. — Я сделаю все, чтобы этого не произошло вновь.
Царица молча повернулась и сделала знак следовать за ней. Сенибек замешкался перед дверью в решетке, но зажмурился и быстро ступил через нее.
Эта часть знаменитых на весь мир садов Элухмиша принадлежала царице, и входить сюда можно было только с ее позволения. Сенибек отдавал ей должное — здесь им не мог встретиться кто-то, кому они бы не доверяли. Если бы только путь к саду не лежал через всю женскую половину дворца…
— Я видела девчонку, — сказала Ришуун-Валиджет, — красивая, но повелитель никогда не предпочтет ее мне.
Сенибек вздохнул с облегчением. С Ришуун-Валиджет сталось бы отравить новую царскую жену, и ему совсем не хотелось бы прогневать богов, огорчить царя и заставить родных девчонки искать ее убийцу.
— Ишитен ведь поклялись помогать нам? — посетила Ришуун-Валиджет очередная дума, как обычно недобрая. — Пусть подливают ей в еду своего зелья. Если она не подарит повелителю сына, то надоест ему еще быстрее.
— Повелительница, господин Наммат-Шемем здоров и благополучен. Он унаследует престол, когда повелитель — да отдалят боги этот день — пойдет по зеленым лугам подземного царства. Сколько бы сыновей не родили младшие жены, ты мать следующего царя, и ничто на свете это не изменит.
— Я мать следующего царя… — прошептала Ришуун-Валиджет, глядя вдаль, туда, где, скрытые деревьями, играли двое ее детей. Наммат-Шемем, наследник престола (да одарит его Висиру силой и мудростью, что пристали царям) и Элумат-Закрет (да смягчит Таманит ее нрав и сделает непохожей на… то есть, да одарит ее Таманит красотой и, когда придет время, чадородием).
Сады Элухмиша были воистину чудом. Свидетельством того, что цари могли сделать что угодно — даже заставить пустыню расцвести. Человеку, шагнувшему сюда с раскаленных улиц столицы, должно было казаться, что здесь больше воды, чем в самой Хеппали. Вода текла по каналам, сбегала ручьями с горок, собиралась в раскинувшуюся повсюду сеть прудов, наполняла собой растения — зеленые, сочные, жадно впитывающие воду и солнце одновременно, не боящиеся гибели от всепроникающей жары. На деревьях зрели плоды, которые скоро заставят ветви пригибаться к земле, аромат цветов заглушал благовония царицы, а в их пестроте терялись одежды царских детей и приставленных к ним женщин.
Сенибек не мог рассмотреть их, но само их присутствие успокоило его. Сколь бы дурным нравом ни обладала Ришуун-Валиджет, она была нужна людям вроде него. В отличие от других жен, она не происходила из большой и влиятельной семьи, за ней не стояла толпа родственников — и ей не нужно было просить у царя пожалований и чинов для этой толпы. За ней встали они: потомки древних, но обедневших родов, потомки родов не столь древних, чтобы одно происхождение обеспечило им милость царя, приезжие из дальних земель Хатета, немногочисленные чужеземцы — все те, кто стал близок к царю благодаря не имени отца и богатству, но верной службе, уму и храбрости. Ришуун-Валиджет просила за них, пользуясь горячей любовью царя к ней, а они делали все, чтобы этой любовью не завладела другая женщина. А когда-нибудь (да отдалят боги этот день) придет пора повелителю сойти в подземное царство, и на престол взойдет ее сын, царь, взращенный ею. Ими. Тот, кто разгонит знатных бездельников, окружит себя верными людьми и вернет Хатету былую славу. И тогда конец пресмыкательству перед Асарам-Эладом, вечному страху перед кочевниками, гнетущему ожиданию, когда Леодория снова решит продвигаться на юг. Хатет когда-то уже правил всем известным миром и вселял ужас в сердца живших на его границах варваров. Он сможет подняться вновь. И пусть боги больше не ходят по его земле — они снова обратят взгляд к своей возлюбленной стране, когда настанет это время.
Там, за деревьями, журчала вода и слышался смех. Там, за деревьями, сверкал на солнце пруд — глубокий, затейливой формы, настоящее чудо. Даже Сенибек, никогда ранее не бывавший на женской половине, слышал о нем. У этого пруда не просто играл ребенок — там росло и крепло будущее всего Хатета.
Вдруг смех стих. Стихли вообще все голоса. Сенибеку показалось, что в саду воцарилось такое молчание, какое наступает в пустыне перед бурей. И через несколько ударов сердца его прорезал вопль. Жуткий, будто кричал злой дух. Сенибек в ужасе замер на месте, и тут что-то сбило его с ног.
Когда он поднялся, то понял, что это была Ришуун-Валиджет. Царица, не разбирая пути, бежала к пруду с быстротой степной кобылицы. Сенибек беспомощно проводил ее глазами, и только потом пришел в себя и бросился следом за ней. От пруда донесся еще один крик, только на этот раз точно кричал человек. Кричала Ришуун-Валиджет. Из ее рта рвались воплощенные в звуке ужас, горе… И гнев. Гнев прежде всего: такова уж была ее натура.
Сенибек подбежал к пруду, растолкал столпившихся служанок и сам чуть не закричал. Царские дети тонули в пруду. Наммат-Шемем уже готов был пойти ко дну, Элумат-Закрет еще сопротивлялась и даже пыталась помочь брату. Дальше все начали двигаться одновременно. Ришуун-Валиджет бросилась в пруд сама, служанки принялись ей помогать, подоспел приставленный к ним евнух… Сенибек, к своему стыду, не сделал ничего. Будущее Хатета, к которому он шел все последние годы, ради которого рисковал жизнью, гибло на глазах.
Наконец, детей вытащили на берег. Несколько служанок окружили Элумат-Закрет, которая отчаянно кашляла, но все же была жива. Но в основном все смотрели на Наммата-Шемема.
Заплаканная Ришуун-Валиджет склонилась над ним, пытаясь уловить хоть вздох, хоть биение сердца, но тщетно.
— У северян есть способы, — робко сказала одна из служанок, — помочь…
— Ты знаешь их? — подняла на нее глаза царица.
— Нет, но…
— Дура! — Ришуун-Валиджет взметнулась и отвесила девчонке звонкую пощечину. — Дуры! Все вы! Всех казню! И ты тоже…
Сенибек понял, что царица смотрит прямо на него. Теперь она ударила его. В нем вскипел гнев, но тут он встретился с ней глазами и повалился на колени, благодаря богов, что она не впилась ему в горло зубами.
Ришуун-Валиджет всхлипнула и упала на траву, рыдая и бормоча проклятия.
***
Ей позволили наплакаться вволю. Никто не посмел потревожить мать, потерявшую дитя, и без того сверх меры гневливую. Наконец, она встала, вытерла лицо краем одежды и подозвала доверенную служанку — ту самую, что провела сюда Сенибека. Они о чем-то тихо поговорили, и служанка поспешила из сада.
Теперь настал черед Сенибека. Ришуун-Валиджет отозвала его в сторону. Элумат-Закрет была с ней.
— Ты знаешь, что первым начал тонуть Наммат-Шемем? Элумат-Закрет бросилась в пруд следом — спасать его. Пока эти бесполезные отродья гиен и крокодилов стояли и смотрели.
Сенибек сочувственно кивал, досадуя, что им приходится зависеть от слабого женского ума. С гибелью наследника все их надежды были потеряны, следовало немедленно собрать всех их сторонников и искать пути к спасению, но Ришуун-Валиджет предавалась горю и пустым разговорам. А следующие ее слова заставили его сомневаться, не повредила ли потеря ее разум.
— Она отважна и сильна. Не тяготится властью, но готова служить другим. Нам нужен царь, который возродит Хатет в былой славе? Он перед тобой!
— Повелительница, — сказал Сенибек осторожно, — госпожа Элумат-Закрет может быть и отважной, и сильной, но она не может наследовать повелителю. Она девочка.
— Ты помнишь, как начинается «Сказание о Девице-Царе и втором набеге степных варваров»?
— «То были грозные времена для Хатета. Полчища варваров пришли из Степи, покоряя Земли одну за другой. Многие города пали перед ними, многие славные мужи. Царь оплакивал и гибель своего рода — ибо пал на войне его единственный сын — и гибель всего Хатета. И тогда вселили боги мужскую отвагу в сердце старшей царевны…»
— Такое уже случалось, — прервала его Ришуун-Валиджет. — Почему бы этому не случиться вновь? Разве сейчас настали не грозные времена для Хатета?
— Да, но у повелителя есть сыновья от других жен!
— И ни один из них не сможет выполнить то, о чем мы так давно мечтали! Ты хочешь отдать Хатет родственникам какой-нибудь младшей жены? Хочешь погубить его? Хочешь погубить меня и мою дочь?
— Нет, но…
— Ты не веришь богам? Все предсказатели говорили, что мы преуспеем. Все жрецы предрекали, что мое дитя станет великим царем. И мое дитя станет великим царем!
Сенибек задумался. Он мог спорить с вздорной женщиной, набравшись храбрости, он мог спорить даже с вздорной царицей, но с богами он спорить не мог. Наммат-Шемем был слаб здоровьем и тих нравом, и сам Сенибек не раз жалел, что боги сотворили мальчиком его, а не его старшую сестру. Что если Ришуун-Валиджет была права? Пути богов всегда были таинственны, и, возведя на престол своего избранника особым образом, они хотели показать уготованную ему особую судьбу? Как известно, в мире не существовало случайностей, лишь намерения богов, что были неведомы человеку. И что если их намерением было сделать Элумат-Закрет следующим царем, о чем они и пытались сказать через многочисленных жрецов и прорицателей?
Если они сейчас просто смирятся и примут гибель Наммат-Шемема, то все их старания были напрасны, все их мечты бесплодны. Но если царица придумала что-то, что может все исправить… Если они смогут возвести на престол Элумат-Закрет…
— Хорошо, — сказал Сенибек, и вдруг понял, как до этого боялась Ришуун-Валиджет. Она шумно выдохнула и перестала напоминать натянутую тетиву: — Хорошо, я верю богам и верю тебе, повелительница. Но как мы расскажем об этом повелителю? Царедворцам? Народу?
Ришуун-Валиджет загадочно улыбнулась и притянула к себе Элумат-Закрет, которая стояла и слушала молча. В руках у царицы блеснул небольшой кинжал, и Сенибек похолодел. Он вдруг осознал, что, не согласись он с царицей, она бы избавилась от него без промедления. Но сейчас она просто потянулась к волосам дочери и начала их обрезать. Скоро на голове Элумат-Закрет осталась лишь одна длинная прядь, такая, какую носили хатетианские мальчики.
— Мы расскажем им правду. Сегодня здесь погибла моя дочь. Наммат-Шемем жив и готовится когда-нибудь занять престол своих предков. Мои дети похожи, будто явились из моей утробы в один день. Ростом Элумат-Закрет пошла в меня, и вырастет такой, что сможет выдавать себя за мужчину.
Невозможно. Сенибек слышал о женщинах, которые выдавали себя за мужчин, но их разоблачали, и судьба их была печальна. С другой стороны, о тех, кого не разоблачили, он услышать не мог — и кто знает, сколько их было. Цари жили в своем дворце, скрытые от недругов и дурного глаза, а когда появлялись перед народом, то узнать их было невозможно. Если окружить Элумат-Закрет верными людьми, которые будут знать и хранить ее тайну… Но если эта тайна раскроется, то все их труды и чаяния напрасны. Но если ничего не делать, то они напрасны все равно. И Ришуун-Валиджет твердо стоит на своем. Не потеряют ли они больше, отказавшись от этой безумной мысли, чем если бы согласились с ней? И еще кое-что…
— Но все твои служанки видели… Куда пошла та рабыня?
— Она смотрит за тем, чтобы ни одна из них не сбежала отсюда. И евнух тоже. Посмотри на него, Сенибек: важно, не кем ты родился, а кем стал; он родился мужчиной, но его место на женской половине.
— Ты предложишь им то же, что и мне, и те, кто будет спорить…
— Мы попрощаемся с ними. Навечно.
— Похороны Наммат-Шемема…
— Мы похороним его как Элумат-Закрет. Я знаю жрецов, которые проведут обряды. Это был бы страшный грех, но мы выполняем волю богов. Элумат-Закрет на самом деле перестанет существовать.
— Нам понадобится помощь…
— Я знаю, кому можно довериться здесь, на женской половине. Ты найдешь, кому довериться на мужской и за пределами дворца. Будь осторожен: любой, кто узнает нашу тайну и не будет готов ее сохранить, должен тут же умереть.
Сенибек наклонился к Элумат-Закрет:
— Госпожа… Господин…
Девочка слегка побледнела и сжала руку матери, но отвечала твердо:
— Я всегда знал, что боги готовят для меня особую судьбу. Я готов, Сенибек. И не бойся — за твою верность ты будешь щедро вознагражден.
— Наммат-Шемем прав, Сенибек! — воскликнула царица. — У тебя ведь есть сын?
— Да, повелительница. Тефехи, повелительница.
— Мы сделаем его писцом! Нет, жрецом! Позаботься о моем сыне — и я позабочусь о твоем.
В тот день Сенибек обрек себя на многие годы страха, но даже этот страх был лучше мысли, что все его надежды на будущее величие Хатета обречены.
***
Сенибек спешил к царю.
С того памятного дня прошло четыре года, старый повелитель умер, на престол под именем Висах-Шемем-Хатсета взошел новый. Тот, что обладал пламенным духом и хрупким девичьим телом. Поначалу Сенибек ожидал, что правда вскроется со дня на день, но этого так и не произошло. И со временем Сенибек перестал бояться.
Повелитель принял его в своих покоях, там, куда допускались только верховные жрецы различных богов и высшие сановники. Царь сидел в позолоченном кресле практически неподвижно, но сузившиеся глаза и тихое постукивание пальцами по подлокотнику выдавали охватывавший его гнев. За его спиной молча застыла верховная ишитен.
Сенибек сделал шаг, и под его ногой что-то хрустнуло. Осколки драгоценного сосуда, брошенного с силой и злостью. Царица-мать металась по комнате, как тигрица по клетке, и стремилась разрушить все на своем пути. Следующим на пол полетело лежавшее перед статуэтками богов блюдо для подношений.
— Это было оскорбительно и для богов, и для моего покойного отца, чье имя начертано на блюде, — произнес царь с видимым спокойствием. — Тебе следует остановиться, матушка.
— Сначала, — прошипела Ришуун-Валиджет, задыхаясь от ярости, — ты засматриваешься на мальчишек! Потом ляжешь с одним из них! А потом будешь объяснять бросающей в тебя камни толпе, как царь смог родить ребенка!
— Ради уготованной мне судьбы я способен отказаться от любви. Меня обуревают неведомые ранее желания, но я управляю ими, а не они мной.
— Было бы большим несчастьем, если бы повелителю пришлось отказаться от любви, — вмешался Сенибек.
— Что? — воскликнули одновременно царь и царица-мать.
— Как известно, каждый царь получает дары и от Висиру, и от Таманит. Царь должен быть мудр во дворце, яростен в битве и страстен в любви. Желания, обуревающие повелителя, свидетельствуют о благосклонности богини к нему, и отвергнуть ее дары было бы неразумно. Что, если она обидится и сделает бесплодными земли, скот и женщин Хатета?
Царица замерла, глядя на Сенибека широко раскрытыми глазами. Она ждала, что он согласится с ней, и его мягкость и почтительность сделают то, что не смогла ее злость. Царь научился не обращать внимания на ее крики, но его все еще можно было убедить. Теперь он пристально посмотрел на Сенибека.
— И что же ты предлагаешь? Ты ведь знаешь, мой… изъян не позволит мне лечь с женщиной.
Сенибек возликовал. Он провел много бессонных ночей, размышляя об этом, и был готов дать повелителю совет. То, что он придумал, казалось невозможным, практически безумным, но Сенибек столько боялся раскрытия тайны царя, что потратил на это весь имевшийся у него страх.
— Повелителю следует ложиться с мужчинами. В женском обличье. Боги одарили его всем для этого необходимым.
— И каким образом мне это делать?
— Повелитель не единственный человек в Хатете, кто родился в женском теле, но исполняет долг и роль мужчины. Ишитен носят оружие и сражаются. Они не выходят замуж, но свободны сочетаться с мужчинами столько, сколько им угодно. Женщинам Хатета запрещено пить зелье, что предотвращает зачатье ребенка, но ишитен предписано это делать. Повелитель носит оружие и учится сражаться, никогда не станет женой и не понесет ребенка. В женском обличье повелитель может выдавать себя за ишитен. И благодаря зелью его тайна никогда не будет раскрыта.
Ришуун-Валиджет подбежала к Сенибеку и ударила его с размаху.
— Как! Смеешь! Ты! Сравнивать! Повелителя! С какими-то…
Она запнулась, увидев все так же неподвижную верховную ишитен, и снова замахнулась.
Царь вырос между ней и Сенибеком внезапно и удержал ее руку.
— Матушка! Сенибек — знатный сановник и верный слуга, и ты будешь обращаться с ним подобающим образом!
— Вот именно, он слуга! А я царица! Я могу делать с ним, что захочу!
Лицо царя потемнело.
— Кажется, ты стала путать моих слуг со своими. Пожалуй, мне следует разделить их. У тебя есть свой дворец. Отправляйся туда. Ты много сделала для меня и Хатета, но теперь пришла пора отдохнуть.
— Ты отсылаешь меня?
— Я, — сказал царь с нажимом, — забочусь о твоем здоровье, матушка.
— Царица…
— Царица — это моя старшая жена. Она возьмет на себя все обязанности, что были твоими.
— Мой совет…
— Я буду навещать тебя и выслушивать все твои советы.
— Наши враги решат, что это они вынудили тебя отослать меня!
— Прекрасно. Они должны думать, что я слаб, пока я не буду готов расправиться с ними одним ударом.
— Дочь моя!
— Погибла на женской половине в тот день, когда боги открыли мне мою судьбу!
Ришуун-Валиджет протянула руку к царю, уронила ее, не нашлась, что еще сказать, и выбежала, сдерживая рыдания. Сенибеку показалось, что царь легонько вздрагивает. Все же он еще совсем юн… И это решение далось ему с трудом.
— Повелитель воистину мудр.
Царь не смотрел на него, но в его голосе звучала благодарность.
— Так было нужно. Она начала кидаться на сановников. И такого наговорила посланцу из Асарам-Элада… Проследи, чтобы она ни в чем не знала нужды.
— Повелитель также добр.
— Сенибек?
— Повелитель?
— Теперь твой совет понадобится мне еще чаще. И… Во дворце скоро появится новая ишитен.